Я не из тех, кто любит создавать себе искусственные запреты, скорее всего, это произошло непроизвольно. В конце декабря я потеряла хороший плеер, служивший мне не много не мало - три года. С ним я закончила школу, бросила первый университет, бросила второй университет, закрепилась в третьем, сроднилась почти (а кто знает степень моей меломании, может представить, что плеер для меня почти как член семьи). Через неделю я купила новый - похуже (одной батарейки хватало на два-три часа чистого времени) - и перекинула туда все, что было на старом. Кроме одной песни, которая должна была напоминать мне о тех прекрасных временах, когда батарейку можно было покупать раз в месяц. Почти год я не касалась этого трека, а сегодня просматривала список аудиозаписей ВК и наткнулась на него. И со спокойной душой скачала заново, потому что несколько дней назад подруги скинулись мне на новый хороший плеер за полмиллиона.
Ощущаю себя человеком, давшим обет аскезы до совершения подвига и совершившим подвиг. Обет снят, я снова могу ее слушать.
Статья 133. Уголовного кодекса РБ Наемничество Участие на территории иностранного государства в вооруженных конфликтах, военных действиях лица, не входящего в состав вооруженных сил воюющих сторон и действующего в целях получения материального вознаграждения без уполномочия государства, гражданином которого оно является или на территории которого постоянно проживает (наемничество), – наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет с конфискацией имущества или без конфискации.
Гончар сегодня славно нас троллил. Загадка: что такое - летит, блестит и шелестит? Ответ совершенно кэповский, но, готова спорить, сложно будет дать его, если не знать заранее.
Иногда меня посещают идеи, вполне способные стать аннотациями к книгам, которые я вряд ли напишу.
1. Семейство въезжает в новый дом, просторный, двухэтажный, старый, но уютный. Места кругом чудесные - леса да поля, до шоссе - километр по живописной асфальтированной дороге. А главное, достается все это за довольно символическую плату. Глава семьи, разумеется, хочет знать причины подобной щедрости и спрашивает, почему эдакое чудо стоит так неоправданно мало. Из-за соседей, отвечает владелец участка.
2. В городе открывается новый частный банк, предоставляющий клиентам кредиты без залога, под честное слово. По крайней мере, именно так рассказывает Антону знакомый. Он добавляет также, будто никогда не слышал, чтобы кредиты в этом учреждении не были погашены в срок, а некоторые - и раньше срока. Антон - бедный художник, и среди людей, интересующихся сериалами больше, чем искусством, ему нечем платить за квартиру. Рассказ друга оказывается весьма кстати, ведь Антон более чем уверен, что погасить кредит никогда не сможет.
Флэшмоб Вы называете имя героя (можно несколько), а я отвечаю на вопросы:
1. Первое впечатление о герое и изменилось ли оно со временем. 2. Любимый факт из канона. 3. Нелюбимый факт из канона. 4. Любимый факт из фанона. 5. Нелюбимый факт из фанона. 6. ОTП с этим персонажем. 7. Песня-ассоциация. 8. Забавный факт или мысль, с ним связанная. 9. Любимый фанарт (если есть). 10. Любимый фанфик (если есть).
Фандомы: Гарри Поттер "Инуяша" "Наруто" мировая история и мифология ______________________________________ Для Тали:
Северус Снейп читать дальше1. Наверное, у каждого в университете найдется преп, которого раздражает сам факт существования студентов, особенно некоторых из них. Образ это распространенный и, чего греха таить, жизненный. Поначалу я воспринимала Снейпа именно как такого преподавателя: вместе со всеми ругала, когда героическая троица приписала ему попытку выкрасть камень Фламела, вместе со всеми оправдывала, когда выяснилось, что Снейп невиновен, смеялась над школьными конфликтами профессора и студентов. Я неплохо относилась к нему. Мне не нужно было знать больше. Но в шестой и седьмой книгах внезапно оказалось, что у Снейпа было несчастливое прошлое и такая же несчастливая любовь к Лили Эванс, и из прозаического препа-тирана он превратился в романтического героя. С того времени профессор зельеварения стал вызывать у меня легкую брезгливость. 2. Мне нравилось, как Снейп троллил студентов, а пуще того - как троллил Локхарта. Это человек, который умеет ставить на место и делает это мастерски. 3. Не стоило делать из Снейпа романтического героя. На мой взгляд, мало что было в каноне настолько лишним. 4. Увы, фанон профессора - вообще не мое. 5. Всевозможные пейринги профессора со студентами и студентками под самыми невообразимыми обоснуями. Потрясающая мужественность и сексуальная привлекательность Северуса. Его популярность у женского пола. Его тонко чувствующая, ранимая натура. 6. Северус/Лили, в плане пейрингов я ортодоксальный канонист. 7. А пускай это будет вот так... 8. Иногда мне кажется, что Кротов Андрей Михайлович, гроза истфака, похож на Снейпа, но потом я вспоминаю, что у Андрея Михайловича не было печальной юношеской истории, которая сделала бы его трагическим героем. 9. 10. "Дело принципа" Чернокнижницы. Несмотря на то, что характеры не всегда выдержаны, да и пейринг от канонного далек, это потрясающего качества работа о человеческом неравнодушии. Правда, я не перечитывала ее уже три года, может, сейчас оценила бы по-другому. _____________________________
Для Алиции:
Джакотсу читать дальше1. Шесть лет назад, как, собственно, и теперь, я очень не любила мужчин, рядящихся в женщин, и, за редким исключением, женщин, рядящихся в мужчин. Тем страннее было то, что Джакотсу с первого взгляда не вызвал отвращения или гнева. В отличие от большинства юношей нетрадиционной ориентации, показываемых в аниме, Джакотсу напрочь лишен жеманности и кокетства, и его ярость и широта души не дают мне думать о нем иначе, нежели о мужчине. Мне нравилось на него смотреть, мне нравилось его слушать, хотя полюбить его я смогла еще через много лет. И теперь я думаю, что он похож на Нури-Тани: оба они стали для меня образцом красоты телесной и красоты душевной. 2. У одной из моих избранных подпись гласит, что большинство людей не умеют достойно делать три вещи: проигрывать, стареть и умирать. Джакотсу не умел достойно проигрывать, не успел достойно состариться, и единственное, что ему осталось - достойно умереть. 3. Меня огорчило то, как поступил с ним Ренкотсу. Впрочем, они люди и они глупы, Нараку в свое время весьма потешался над этим. 4. Матушка Джакотсу, вероятно, была прислужницей в богатом доме и мало внимания уделяла своему отпрыску, не видя и не замечая, в кого он постепенно превращается. 5. Я не люблю, когда господа фикрайтеры пишут слэш о Банкотсу и Джакотсу. Я не одинока в своей нелюбви. 6. Джакотсу сказал бы, что хочет быть с Инуяшей и только с ним. Кто я такая, чтобы идти против его воли. 7. 8. Мне кажется, в самом начале арки мы видим Джакотсу полураздетым, чтобы после не сомневаться мучительно, была ли среди Шичининтай женщина. 9.
10. Наверное, "Скитания" Китары. Это самый каноничный фанфик о Шичининтай из всех, что я встречала.
10. Я и здесь не назову ничего лучше "Скитаний" Китары. Язык в фанфике не самый атмосферный, но характеры выдержаны в рамках канона.
Нараку читать дальше1. И осуждаю его, и жалею. Демон, возжаждавший силы и власти, стремительно теряющий все, что есть в нем человеческого, - и никого вокруг, чтобы остановить это скатывание в никуда. 2. Все злодеи иногда приходят домой, суют ноги в мягкие тапочки, закутываются к халат и идут на кухню. 3. Дикость - то, что он сделал с Шичининтай. Но, наверное, еще большая дикость - их спокойное к этому отношение. 4. В моем представлении всякое существо, обладающее душой, можно худо-бедно развернуть к свету или хотя бы отвернуть от тьмы, не дать рухнуть в Преисподнюю. Мне кажется, Кикио могла бы это сделать, если бы сердце ее не ожесточилось, если бы нашлось в ней хоть немного милосердия ко всякому, а не только к невинным. 5. Жуткие пейринги - мой нелюбимый факт из фанона. Жуткие пейринги и не менее жуткая душевность, отзывчивость и глубокая ранимость Нараку. 6. Думаю, из всех героев канона только Кикио действительно могла спасти его, но, увы, этой возможностью воспользоваться не спешила. 7. 8. Из всех книжных, анимешных и киношных злодеев Нараку мне симпатичнее остальных. 9. 10. Если вы знаете хороший фанфик о Нараку без нелепых пейрингов и детских рассуждений о добром добре и злом зле, вы обязаны мне рассказать.
Кикио читать дальше1. В целом, что шесть лет назад, что теперь я отношусь к Кикио нейтрально-положительно. Хотя погрешу против истины, если скажу, что никогда не хотела стукнуть ее чем-нибудь тяжелым. Сейчас мне кажется, что я лучше понимаю ее не жестокость даже - ожесточение. 2. Мне нравится в Кикио суровость, неколебимость и неподкупность, бесстрашие перед любой опасностью. Она как самолет - видит цель и ничего кроме цели. Людей, правда, она тоже не видит. 3. Кикио высмеяла единственное человеческое чувство Нараку. Кикио пыталась направить Шичининтай на путь истинный, но мало кто был далек от них так, как она. 4. В моем фаноне Кикио спасет Нараку, они упокоятся вместе и дальше - в вечности - также пребудут вместе. 5. А вот пейринга в традиционном его понимании я между ними не вижу и очень не люблю, когда его начинают видеть другие. 6. Кикио и Нараку. Инуяша по-своему хорош, но им определенно не по пути. 7. 8. Я не скажу, что эта мысль дико меня забавляет, но сердце Кикио ожесточилось от неподъемного груза, который она на себя взвалила. Не всем женщинам по силам аскеза и безбрачие, одно время я всерьез думала, что у Кикио бешенство матки. 9. 10. Увы, я читала не так много качественных фанфиков по "Инуяше", чтобы указывать здесь какой-нибудь.
Кагура читать дальше1. Шесть лет назад образ Кагуры приятно почесал мое эстетическое чувство, не более того. Сейчас я вижу, что он трогает более глубокие струны моей души, но какие именно, определить пока не могу. 2. За что я люблю "Инуяшу", так это за то, что ни одну женщину, как бы по-мужски она ни выглядела, не хочется сравнить с мужиком и ни одного мужчину - с бабой. Кагура сильна, груба и жестока, но она женщина, прекрасная женщина, и такой женский образ для меня шесть лет назад стал своего рода откровением. 3. Герой вышел излишне трагичным для духа ветра, но это лишь слегка подпортило историю в моих глазах, а не уничтожило ее полностью, как в случае с профессором Снейпом. 4. Для Кагуры у меня пока нет фанона. 5. Что до чужих фанонов, то я не вижу Кагуру в романтических отношениях ни с кем. Она ветер, и мишура романтики в этом случае просто смешна. Впрочем, в Сенгоку она по большей части вообще смешна. 6. Кроме канонного ее восхищения Сещемару, да и то с большим натягом, я не назову ни одного пейринга, который был бы для меня хоть минимально обоснован. 7. 8. Мать четырех ветров - это проапгрейдившаяся Кагура, обзаведшаяся потомством. 9. 10. "Исповедь зеркала" Алиции Рэйвен. Оно совсем не о Кагуре, но повелительница ветров упоминается в таком ключе, что, если бы я читала, не зная канона, заинтересовалась бы ею в первую очередь.
Я заметила, что многие мои сетевые друзья, мягко говоря, не жалуют наемных солдат. Я вообще против ненависти к людям только за то, что они принадлежат к какой-то расовой, религиозной, профессиональной или другой группе. Но если, допустим, знакомых гомосексуалистов у меня нет и к их дискриминации я достаточно равнодушна, то наемники... Начиная от Шичининтай шесть лет назад и заканчивая светом очей моих Халиноми, это все были очень разные люди, и, наверное, неправильно вешать на них один и тот же ярлык.
Наемник наемнику рознь, и сегодня я хочу рассказать вам историю памятника "Умирающий лев" в Люцерне.
Это случилось более двух столетий назад, в Париже, охваченном пламенем революции, которая потом войдет в учебники истории как Великая Французская. Но это будет много позже, а пока разъяренные парижане осаждают дворец Тюильри, резиденцию короля Людовика XVI. Французская гвардия давно предала его, перейдя на сторону восставших, и с королем оставалось чуть больше тысячи швейцарских наемников. Повстанцы предложили наемникам сдаться, в конце концов, швейцарцы были им не нужны, целью штурма был монарх, но наемники отказались.
Людовик запретил им стрелять по людям, и, когда взбешенная толпа ворвалась во дворец, швейцарцы, не в силах ни бросить короля, ни ослушаться, были растерзаны озверевшими парижанами. Еще несколько сотен их были казнены в начале сентября, а некоторые, не дожив до казни, скончались в тюрьме от ран. Людовика Шестнадцатого арестовали также и также приговорили к смерти.
Во время августовских событий один из швейцарских наемных офицеров, Карл Пфюффер, был в отпуске в Люцерне и, услышав о судьбе, постигшей его товарищей, оказался потрясен. До 1801 года он служил наемником, а после вернулся на родину, где хотел увековечить память своих соотечественников. До 1814 года Швейцария находилась под властью Франции, ни о каком памятнике жертвам революции и речи быть не могло. Но в 1815 году после низложения Наполеона Пфюффер всерьез озаботился своей идеей. Он обращался ко многим швейцарским скульпторам, но эскизы, которые они предлагали, не могли удовлетворить его. Тогда в 1818 году он решился написать художнику с мировым именем - датчанину Бертелю Торвальдсену, работавшему в ту пору в Риме.
Памятник завершен седьмого августа 1821 года - вырубленная в скале ниша, в которой лежит смертельно раненый лев, прикрывающий лапой герб французского короля. Высеченная в песчанике надпись гласит:
Верности и мужеству швейцарцев 10 августа, 2-3 сентября 1792 года. Здесь имена тех, кто, чтобы не нарушить клятву верности, пал с великой храбростью: двадцать шесть офицеров и около семисот шестидесяти солдат; пережил поражение благодаря заботе и помощи друзей: шестнадцать офицеров и около трехсот пятидесяти солдат. В честь их подвига горожане воздвигли этот памятник на вечные времена.
Моя личная мифология обрастает новыми персоналиями. В легенде о Матери ураганов появились четыре ее сына.
Ветер ВосточныйХинвали, Ветер Восточный. Он несет воздух холодный и влажный, пригоняет грозовые тучи и дождевые облака. Молнии и громы повинуются его дыханию, самые быстрые скакуны степи не могут обогнать его. Иногда Хинвали является человеком с трезубцем в руках и косой, в которую вплетены людские кости, подчас он скачет по небу на черном огненном жеребце или летит на грозовом облаке. Из всех братьев-ураганов Хинвали наиболее жесток и беспощаден, говорят, жертвы, которые ему приносят, он пожирает заживо или отдает на растерзание своему жеребцу.
Ветер ЮжныйГаруда, Ветер Южный. Воздух, который он несет, влажный и теплый, проливающий на землю мягкие летние дожди и тропические ливни. В ярости Южный Ветер способен превратиться в бурю, поднять шторм на море. Иногда он является человеком с двумя косами и черными глазами без белка, задумчивым и печальным. В рукаве у него флейта, звуки которой способны вызывать и утишать бури. Из братьев-ураганов Гаруда более остальных спокоен и милосерден, но горе тому, кто этим милосердием злоупотребит.
Ветер СеверныйЯрха, Ветер Северный, несущий холодный и сухой воздух. Он водит по небу снежные облака, заковывает воду в лед и замедляет течение рек. В гневе Северный Ветер может превратить зеленую равнину в ледяную пустыню, от дыхания его замерзает земля. Он является в виде высокого человека с тремя светлыми косами и светлой же бородой, глаза его сверкают золотом. Ярха справедлив и строг, и многие свои споры люди выносят на его суд, отдавая ему в жертву лошадей и овец.
Ветер ЗападныйСабхати, Ветер Западный, несет воздух сухой и горячий. От его дыхания рождаются лесные пожары и огненные смерчи, мелеют реки, нисходят засухи. В человеческом обличии у него четыре русые косы и тяжелый лук за плечами - из него Сабхати посылает на землю пылающие стрелы. Когда он летит по небу, у ног его вращаются огненные колеса, оставляющие за ним ярко-красный, медленно затухающий след. Жертвы Западному Ветру сжигают на больших кострах, прося его в будущем году облететь стороной селения и города и уйти в пустыню.
Если с Ярхой и Гарудой люди, как правило, могут договориться, то Ветра Восточный и Западный, Хинвали и Сабхати, жестоки и неистовы, оказаться на их пути и не погибнуть - большая удача. Но страшнее и свирепее всех братьев-ураганов их ужасная мать, чей голос слышится как рев, сотрясающий землю до основ. Говорят, в первую ночь нового года она собирает своих сыновей на самой высокой горе в мире и расспрашивает их, где они были и что видели.
Сердце из металлаМы летим по мосту над водною гладью, А где-то лежат его старшие братья, Их ржавые туши - искореженный лом, Их двери распахнуты в крике немом. Боли не чувствует ящер железный, Но тосклива его монотонная песня: Навстречу деревьям, навстречу туману, Пока бесполезным не стану!..
*** Мать урагановЯ просила солнце: молчи, Пусть грозы споют и смерчи. Я иду - и туча идет за мной.
Говорят, что я теплый ветер с седых равнин, Что, как крылья бабочек, руки мои легки. ... Говорят, будто с гор восточных сошли они, Будто вовсе не знают жалости их клинки.
Говорят, что закаты спят на моей груди, Лютый зверь приходил лежать у моих колен. ... Говорят, что никто не может их победить И что лучше, сложив оружие, сдаться в плен.
Говорят, что таких отзывчивых больше нет И что странно, как я живу до сих пор одна. ... Говорят, что они наслышаны обо мне И что скоро в мою деревню придет война.
*** Я иду с юго-запада, поступь моя легка, У меня за спиной купаются облака, От туманных восточных гор держат путь они, Их несдержанный смех доносит ко мне река.
Я иду из долин три ночи и три утра, Я кажусь сама себе сгорблена и стара, От холодных порогов к югу они идут, Только их голоса доносят ко мне ветра.
... Я забыла, где повстречались и для чего, Я забыла, о чем вела с ними разговор. Помню только, что поклонилась им до земли И просила войти гостями в мой дом и двор.
Сколько столетий живу на земле, а никогда не было так холодно. В те века, когда мои дети ураганами проносились по миру, а рукава мои могли смести звезды с небес, я была беззаботна и жестока, как ветер, спавший у моих колен. Сколько демонов было у меня в подчинении, сколько ветров повиновались взмаху моей руки, сколько крови пролило мое потомство - где нынче это все. Обычный человек, слышишь ли, старик, обычный человек уничтожил мою волю, развеял прахом мою власть. Я, мать ураганов, словно низший мононоке, была заточена не в золото даже - в сталь, в уродливую алебарду, которую сделал этот оружейник. Будь он даже тысячу раз колдуном, как могла я смириться с таким позором.
Я не смирилась. О, я не смирилась ни на миг, он боялся подходить ко мне, этот кузнец, и все искал, кому же можно будет спихнуть меня за бесценок. Меня не хотели брать, старик, много лет алебарда хранилась в пристройке у кузницы. Он не раз хотел разбить меня, этот человек, приходил с секирой и сидел подолгу напротив, но так и не поднял руки. Тело мое было сталь, а даже если бы оно и поддалось - я только и ждала, чтобы оно поддалось - мой дух оказался бы свободен и я немедленно убила бы этого человека, вздумавшего насмеяться над моим могуществом.
читать дальшеМой пленитель старел с годами, и постепенно я начала бояться, что, когда он умрет, то оставит меня в этой железной тюрьме, навеки заточенную в сверкающем металле. Можешь ли ты представить, старик, что-то более страшное, чем подобное заточение? Когда мой кузнец полностью поседел и покрылся морщинами, словно сгнившее яблоко, меня, наконец, коснулась человеческая рука.
Ему было четырнадцать или пятнадцать лет, дитя еще, знаешь, из тех, что рано взрослеют в годы войн. Никто не мог удерживать в руке мой вес, а он мог, и когда он говорил, то обращался не к металлу, пустой оболочке, он обращался ко мне. Наверное, принял меня за одного из тех духов, которых злые кузнецы заключают в оружие, чтобы проклясть его владельца.
- Помоги мне. Я принесу тебе в жертву тысячу демонов и тысячу человек, если ты останешься со мной.
Скромное подношение, старик, но по человеческим силам немалое, да и что оставалось мне делать, кроме как согласиться. Я не хотела дождаться смерти кузнеца в заброшенной пристройке и остаться в вечном заточении. Я надеялась, старик, я в глубине души безумно надеялась, что демоновы ли когти, человеческое ли оружие разрубят мое железное тело, но ни то, ни другое не брало меня, безобразный металл, нержавеющую сталь. Славно постарался неведомый кузнец, да жариться ему на адских кострах все его бесконечное посмертие.
Мой новый хозяин оказался человеком злым и жадным, будь он ветром, вполне мог бы стать моим сыном. Если бы не свойственная всем людям глупость и земные привязанности, он сошел бы за мое младшее дитя. Но он был человеком и он был глуп.
Одна из таких привязанностей - его товарищ, воин бескорыстный и жестокий, честный в своем неистовстве, легкого веселого нрава. Он понравился мне, и я подумала, что вполне смогу ужиться с этими людьми, так похожими на моих детей.
Они бродили по земле вместе со мной, ища себе достойных противников, кровь демонов и людей обагряла мое лезвие почти ежедневно, силу сотен жизней мой мальчик приносил мне в жертву, но, насыщая меня, сам не мог найти покоя.
- Джакотсу, - сказал он как-то своему товарищу, - мы идем на войну.
Если это поможет твоему сердцу обрести покой, я буду рада сопровождать тебя, думалось мне. Ты, наверное, слышал, старик, о Шичининтай - так звали наемников, которых собрал под свою руку мой хозяин. Они очень скоро стали известны по всей стране, многие феодалы пользовались их услугами, но ни один не мог удержать Армию Семерых у себя на службе. Их кровавое ремесло было мне по душе; беззаботные и неуязвимые, жестокие, упивающиеся собственной силой, они были похожи на моих детей. Я любила их.
Знаешь, старик, чем отличались эти наемники от моих сыновей? Мои ураганы бессмертны и могущественны, их души не заключены в хрупкие оболочки из плоти и костей, я слепо верила, что Шичининтай так же всемогущи, как мои ветра, я забыла, старик, что они всего лишь люди.
Зато местные феодалы прекрасно об этом помнили. То была мерзкая ловушка, старик, пускай и хорошо продуманная, даже я не заподозрила подвоха. Их пригласили возглавить вторжение в восточные земли - простая, казалось бы, работа, Шичининтай справились бы с ней довольно быстро, если бы вместо вражеского войска их не ждала западня. Расправу возглавлял начальник самураев, тот самый, что передавал им приказы своего господина, и местность была выбрана столь удачно, что спастись бегством у них не получилось.
В тот день я впервые узнала, как отчаянны могут быть люди, которым отрезали путь к отступлению. Сколько крови я выпила в тот день, сколько пронзила сердец и разрубила шей, уже и не вспомнить, а только все было напрасно и уже к закату битва окончилась. Мой хозяин так и не успел принести мне обещанных двух тысяч жертв. Прежде чем отсеченная голова его рухнула на кровавый снег, он убил девятьсот девяносто девять человек и девятьсот девяносто демонов. Наемников похоронили у подножия священного холма, местные крестьяне, боясь проклятия, поставили небольшую могилу, чтобы успокоить их души, а меня забрали в замок феодала, устроившего расправу над Шичининтай, как военный трофей, как бесспорное свидетельство его триумфа. Трое крепких мужчин тащили меня в дом: мощь, заключенная в моем железном теле, была не по силам и не по ведению человеку. Лезвие мое отмыли от крови, наточили и отполировали до блеска, и десять долгих лет провела я в покоях феодала, теша взгляд и самолюбие сего славного господина.
Века некогда проносились передо мной как мгновения, но те годы тянулись дурной бесконечностью. Почетные гости приходили посмотреть на меня, слуги качали головами, бормоча заклятия, отгоняющие духов; символ доблести и силы, доказательство славной победы - никто и подумать не мог, что внутри стального клинка бьется сердце матери ураганов.
Казалось, мне суждено окончить мои дни здесь, на почетном месте военного трофея. Десять раз собрали урожай с тех пор, как я оказалась в замке, и в один из теплых и мирных летних дней господину доставили письмо с угрозами. Я не знала точно, что говорилось в письме, но имя Шичининтай прозвучало не раз в тот день, и дом и двор наполнились шумной суетой военных приготовлений. Как будто единожды казненные и вправду восстали из мертвых. Как будто чья-то злая сила открыла навеки сомкнутые глаза.
... Того демона, кажется, звали Нараку. Осколки Камня Душ он вложил в разрубленные шеи, срастив смертельные раны, вдохнув жизнь в тела, созданные из костей и могильной земли. Тысячным человеком, принесенным мне в жертву, оказался феодал, чей взгляд я радовала десять долгих лет, и, помня обещание, я дала моему хозяину часть той силы, которой он так желал.
Ураганы и бури, гром и молнии я поставила под его начало, я пригоняла грозовые облака по движению его руки и раскаленные ветра, способные разбивать горную породу. Хрупкое человеческое тело не могло вместить такую мощь, но мое бесчувственное стальное тулово было почти неразрушимо. Я, похоже, смирилась с тем, что не сыщется в мире силы, способной разбить мою тюрьму. Представляешь ли, старик, я, ветер, смирилась.
Нараку велел Шичининтай уничтожить тех, кто охотился за ним. Разношерстное сборище: демон-волк, демон-пес, ханьо с собачьими ушами, монах, жрица и охотница на мононоке. В детских сказках такие всегда побеждали, и с тех пор, как моя рукоять послушно легла в горячую ладонь, мне казалось, будто мы очутились в дурной детской сказке.
Собственная ли сила, поддержка ли товарищей, глупые ли случайности - враги Нараку выходили сухими из воды, а наемники гибли один за другим, почти не успевая ощутить ни сладкого воздуха позднего лета, ни радости вновь быть живыми. Это ведь радость, старик, скажи мне?
Мой хозяин был последним из них и, войдя внутрь священной горы, стал на пути у ханьо с собачьими ушами, того самого, которому повсюду способствовала эта противоестественная удача. Мне казалось тогда, кажется и теперь, старик, что этого полудемона охраняет нечто настолько могущественное, что и представить трудно, тогда как моего хозяина охраняла всего лишь я.
Десять демонов-стражей он принес мне - и я, следуя второму своему обещанию, дала ему всю силу, которой владела. Знаешь ли, старик, мне в тот день было совершенно все равно, выберусь ли я когда-нибудь из своей железной тюрьмы.
У того полудемона, Инуяши, был хороший меч. Не смотри на меня так, я знаю, кто его сработал. В тот миг, когда я бросила навстречу ханьо сгусток чудовищной силы, способной разбить гору до основ, его клинок оттолкнул страшный удар в мою сторону.
Я не раз служила моему хозяину щитом, мое металлическое тело с осколками Камня Душ могло выдержать или отклонить почти любую атаку. Кроме моей собственной. Двух толчков, всего двух толчков чудовищного вихря хватило, чтобы освободить меня из стальной тюрьмы - а ведь я к тому времени даже перестала об этом думать. Знаешь, старик, что я сделала в первый миг моей свободы? Я бросилась между смертоносным вихрем и моим хозяином в нелепой попытке отвести свой же удар.
Мои сыновья, ураганы, бессмертны и могущественны. Мне неведомы были чувства матерей, беспокоящихся о своих детях, но в то мгновение показалось, что я понимаю каждую мать на земле, будь то человек или демон.
... Я слышала, ты куешь волшебные мечи, старик, и что именно ты сделал из клыка адского пса меч, погубивший моего хозяина. Я разыскала тебя в этих безлюдных местах, чтобы просить о милости. Закуй меня снова в металл. Я больше не ветер, я отяжелела в человеческих руках, и тоска гнет мои плечи к земле. Я буду хорошим клинком, или алебардой, или, может быть, из меня выйдет секира. А как закончишь работу - отнеси меня к священной горе Хакурей, на могилу Шичининтай.
Там я и пребуду до скончания века, чтобы ни демон, ни смертный больше не потревожил их сна.
Непогода в горах - время не из приятных. Если поблизости нет пещеры, в которой можно укрыться, вода и ветер очень быстро выстудят из тела остатки тепла, да и с Гинкотсу придется возиться в два раза дольше - иногда металл все же уступает человеческой плоти. В черном небе уже грохотало, дуновения холодного воздуха трепали одежду, лезли под ворот, ледяными пальцами оглаживали лоб и щеки. Небо готовилось исторгнуть потоки воды на головы незадачливых путников.
- О-аники, может, поищем пещеру? - Джакотсу шмыгнул носом, обнимая себя руками за плечи.
- Ты что, снежный? - Это уже фыркнул Ренкотсу, но и в его голосе слышалась плохо скрытая озабоченность.
Пещер в этих чертовых горах не нашлось ни одной, и всем хотелось поскорее покинуть эти безлюдные зловещие места, в которых почему-то не встретилось даже демонов. Словно какая-то иная чужеродная сила прогнала отсюда все и всех, только хищные птицы непрестанно кружили над горами, да пару раз им удалось увидеть косулю, совершенно не боящуюся непрошенных гостей и любопытную до бесстрашия.
- Спустимся в долину, - решил наконец Банкотсу. - Вряд ли там найдется человеческое жилье, но, может, хоть под деревьями можно будет укрыться.
читать дальшеКогда они, наконец-то, нашли тропу, стало почти совсем темно. Над головой раздался крик птицы - Банкотсу, правда, никогда еще не слышал, чтобы птица издавала такие звуки - затем ударил оглушительный раскат грома, а после на какой-то миг стало светло как днем. На нос упала крупная холодная капля.
- Спускайтесь осторожно, здесь камни осыпаются, - предупредил он товарищей, первым вставая на ненадежную, норовящую уйти из-под ног тропку, змеей уходящую вниз.
Спуск оказался неожиданно круче, нежели выглядел вначале. Под конец Джакотсу умудрился поскользнуться на скользкой гальке и, чертыхнувшись, спрыгнул с тропы на холодную, влажную от начавшегося дождя землю. В долине дождь и ветер были ничуть не милосерднее, чем на горной дороге, а среди деревьев не нашлось ни одного, которое могло бы надежно укрыть их семерых под своей листвой. Но они определенно спустились сюда не зря: между стволов виднелся какой-то свет. Живой и теплый - такой бывает от пламени костра или очага, его не спутаешь с холодными лживыми огнями болот. Может быть, такие же незадачливые путешественники, как они, развели костер на поляне, а может, там дальше будет дом.
- За мной. - Облизав с губ холодные дождевые капли, Банкотсу направился к свету. Братья его, явно оживившись, пошли следом, Джакотсу пару раз чихнул. Как бы не простудился по такой мерзкой погоде.
В окружении деревьев действительно стоял дом - небольшое поместье, крытое черепицей. Через заслоненные бумагой окна виделся свет человеческого жилища, такой желанный сейчас. Поднявшись на неширокое крыльцо, они оказались перед деревянными дверями.
- Плохо же эти хозяева смотрят за домом, - хмыкнул Суикотсу. - Приходи кто хочет, бери что пожелает.
- Это потому, что здесь почти не бывает людей. - Ренкотсу вопросительно взглянул на старшего брата, и тот, кивнув, постучал несколько раз в дверь.
Створки беззвучно раздвинулись, и хозяева единственного жилища в этих безлюдных местах появились на пороге. Их было двое: одна - старая и потемневшая от времени, однако не из тех высохших старух, от которых к семидесяти годам остаются лишь обтянутые кожей кости. Она была крепка и пряма, осанке ее позавидовала бы принцесса, а выцветшие глаза смотрели ясно и пронзительно. Вторая была намного моложе, лет тридцати, и очень красива: ее не портили даже широкие брови и тяжелая нижняя челюсть. В отличие от старухи, одетой в простое бежевое кимоно, вторая женщина была наряжена в расшитое яркими узорами юката. Тонкие пальцы ее унизывали перстни, а в ушах покачивались сверкающие серьги с крупными камнями. Она кисло глядела на непрошенных гостей, Шичининтай отвечали ей такими же дружелюбными взглядами.
- Войдите в дом, обогрейтесь и поешьте, - пригласила их старуха, отступая и давая пройти. - Оружие оставьте у стены. Мое имя Йоши, я хозяйка здешних мест. А это моя ученица, Айяно. - Молодая женщина поклонилась, когда наставница представила ее, ни тени почтения или смирения не было в этом поклоне.
- Не нравится она мне, - негромко пробормотал Джакотсу. - Сразу видно: стерва.
- Готов спорить, мы ей тоже не по душе пришлись, - ухмыльнулся Суикотсу. - Как думаешь, О-аники?
- В любом случае, кажется, главная здесь эта старуха, а она против нас вроде ничего не имеет.
- А эта, что помоложе... красивая... - задумчиво протянул Мукотсу.
И товарищи в один голос рассмеялись, уловив ход его мыслей.
В большой комнате было не просто тепло, но даже немного душно от сразу трех переносных очагов, расставленных треугольником. Возле одного из них сидел, забившись в угол, угрюмый человек лет сорока, волосы его, собранные в чонмаге, были на треть седыми, лицо избороздили морщины, но он определенно не был стариком. Когда Шичининтай вошли, человек поднял на них глаза, в которых даже слепой мог прочитать тревогу, и глубже забился в свой угол. Банкотсу усмехнулся едва заметно: им не привыкать было к подобному приему. Странно, что хозяйки дома приняли их без вопросов.
Они с товарищами разместились возле одного из очагов, протягивая к горячим углям руки. Человек в противоположном углу бросал на них редкие взгляды исподлобья, за стеной, видимо, на кухне что-то громыхало и шкворчало, слышался стук маленьких, словно бы детских ножек по деревянному полу, запахи съестного пробирались через перегородки, щекотали ноздри, дразнили... Похоже, сегодня можно и не быть настороже, больно уж странными кажутся эти женщины, а что странно - то обычно безобидно. Гораздо больших бед можно ждать от заурядного, обыденного и привычного.
- Черт возьми, - негромко выругался Джакотсу. - Почему из всех людей на земле мы застряли здесь вместе с этим типом. - Словно прочитав мысли старшего брата, мечник недовольно уставился на притулившегося у стены человека.
- Ты его знаешь?
- Впервые вижу. Но мерзкий тип, он мне сразу не понравился.
- Что же с ним не так? - Настроение постепенно улучшалось, приподнятое теплом очага и запахами готовящейся трапезы.
- Как сказать, О-аники... - Джакотсу наклонился к нему и зашептал прямо на ухо: - Я с первого взгляда различаю людей, которые в жизни не подняли руки ни на кого крупнее комара, они так восхитительно невинны... А этот тип явно ничего страшнее мелкого вранья в жизни не совершал, но выглядит он так, будто всю жизнь только тем и занимался, что грабил, убивал и насиловал. Такие, если заглянуть к ним в голову, окажутся пострашнее нас с тобой, О-аники.
- О чем вы там перешептываетесь? - Ренкотсу глянул на них заинтересованно.
- Джакотсу не понравился наш новый знакомый.
- Мне он тоже глаза мозолит, - фыркнул Кёкотсу. - Может, его... - Он многозначительно сжал кулак.
- Успокойся. Мы же в гостях все-таки. - Усмешку скрыть не получилось. - Тем более что он просто сидит в своем углу, никому не мешает...
В следующий миг о безмолвном соседе по комнате они быстро забыли, потому что перегородки сёдзи раздвинулись и из кухни, топоча маленькими ножками по полу, выскочили две девочки с одинаково собранными волосами, в кимоно одинакового кроя. Только у одной одежда была зеленого цвета, а у другой - желтого. Они несли широкий поднос, на котором лежали семь вертелов с жареной рыбой. Поставив его сверху на очаг, девочки поклонились гостям...
- Зашикивараши! - воскликнул Джакотсу. Испуганные его голосом духи быстро исчезли за перегородками, отделявшими кухню от большой комнаты. - Я впервые вижу зашикивараши! В детстве мама рассказывала, что дом, в котором они живут, будет процветать.
Остальные Шичининтай отнеслись к появлению маленьких демонов куда спокойнее, и Банкотсу подумал, что его товарищ, верно, с детства хотел повидать существ, о которых слышал только от родителей. Сколько мононоке они истребили, сколько духов повстречали на своем пути, а, подумать только, зашикивараши...
- Мика, Кей, - раздался звонкий повелительный голос - видимо, говорила Айяно, - что вы застыли, несите гостям рис и овощи.
Из-за перегородок снова появились девочки. Одна несла поднос с семью пиалами риса, а вторая - большое глиняное блюдо, доверху наполненное морковью, капустой и водорослями.
- Чего мало-то так... - недовольно рыкнул Кёкотсу, и маленькие зашикивараши втянули головы в плечи.
- Не оголодаешь, - огрызнулся Джакотсу, болезненно воспринявший испуг малюток-демонов. - Что вы все улыбаетесь? - окинул он товарищей раздосадованным взглядом.
Его попытка защитить крошек-мононоке из детских сказок выглядела нелепо-трогательно, и, похоже, всем присутствующим стало весело от этого неожиданного порыва. Всем, кроме незнакомого человека у противоположной стены комнаты. Когда Шичининтай, не выдержав разозленного взгляда Джакотсу, расхохотались в шесть голосов, человек вздрогнул, бросил на них испуганный взгляд, а затем поднялся, шатаясь, словно его подкосила неведомая болезнь, и поплелся прочь из комнаты. Что-то мерзкое было в нем, что-то раздражающее, но Банкотсу решил не делиться своими мыслями с братьями. Пускай сегодня будет ночь беззаботного веселья и спокойного сна.
После еды их действительно начало клонить в сон, и старая хозяйка, присев с ними у очага, предложила подняться наверх, в гостевую спальню, и переночевать в ее доме.
- Вы окажете мне честь, - просто сказала она. - Я не возьму с вас никакой платы, кроме маленького одолжения, которое вы могли бы мне сделать.
- Что за одолжение?
Старуха достала из рукава семь камешков разной формы и протянула по одному каждому из Шичининтай.
- Возьмите их в руки и подержите некоторое время.
- Что это такое? - Банкотсу повертел в ладони округлый маленький предмет, который вблизи больше не был похож на камень.
- Это кости мелких животных. Я прошу каждого, кто приходит в мой дом, взять в руки такую косточку.
- Зачем?
Старая женщина посмотрела на него долгим задумчивым взглядом.
- Долго рассказывать. Вам это не повредит. Ну, подержали - и будет, бросайте в корзину. - Она поставила перед ними небольшую старую плетенку, и Банкотсу, так и не разобравшись, чего же хотела от них эта ведьма, бросил косточку на лубяное дно. Братья последовали его примеру. Ренкотсу долго колебался, прежде чем кинуть свою кость, будто пытался понять, что за тайна кроется в этой маленькой безделке. Судя по легкой досаде, появившейся на его лице, ему это не удалось.
Маленькие зашикивараши, робкие, как все девочки, проводили гостей наверх, в большую спальню, где уже расстелены был семь футонов, на которых лежали скатанные шерстяные одеяла - как нельзя кстати в эту холодную пору. Их давешний знакомый тоже был здесь, но, похоже, такое соседство его совсем не устраивало. Пока Шичининтай разбирали одеяла, он осторожно поднялся со своего футона и вышел на лестницу - послышались его торопливые шаги вниз, в большую комнату, а затем приглушенные голоса - судя по всему, человек просил положить его в другом покое. Довольно крякнув, Кёкотсу сграбастал в охапку его футон и расстелил рядом со своим: на одном ему явно не хватало места.
Очаг передвинули в середину комнаты и легли вокруг него, укрывшись одеялами. По черепичной крыше над их головами продолжал стучать дождь, где-то внизу топали маленькие ножки зашикивараши, о чем-то негромко говорили хозяйка с ученицей, единственная масляная лампа медленно гасла, погружая комнату в темноту. Разговоры их стихли довольно скоро: усталость и приятное, обволакивающее со всех сторон тепло взяли свое.
... Чья-то ласковая рука осторожно касалась его волос, щек и лба, гладила по лицу и легонько тормошила за плечо. Так будила его матушка в те далекие дни детства, воспоминания о которых почти не посещали его в последние годы.
- Банкотсу, проснись... Проснись, Банкотсу.
Старая хозяйка склонилась над ним, отпустив его плечо, и Банкотсу подумал мимолетно о том, откуда она знает его имя. Но развить эту мысль никак не получалось: голова все еще была сонной, а хозяйка между тем продолжала:
- Мы с Айяно пойдем в горы собирать кости. Если вы с товарищами захотите есть, пока нас не будет, пойдите на кухню - Мика и Кей приготовят вам еды. Если захотите уйти - ваше оружие в пристройке слева от входа. Зашикивараши почистили и наточили его.
- Хорошие девочки, а, - усмехнулся Банкотсу. Человеческое любопытство, сгубившее столь многих, боролось в нем с сонливостью. После непродолжительной, но жаркой схватки любопытство победило: - Зачем вы собираете кости? Что вы с ними делаете?
Легкая улыбка тронула губы старой колдуньи, будто он был не первым и даже не тысячным, кто задавал этот вопрос.
- Ты мужчина, тебе трудно будет понять, - наконец отозвалась она.
- В таком случае, счастливой дороги, - снова усмехнулся Банкотсу, переворачиваясь на другой бок.
... Но заснуть снова у него не получилось: в закрытые рисовой бумагой окошки лился серый свет пасмурного утра, у стены на двух своих футонах храпел Кёкотсу, и странные мысли назойливыми оводами кружились в голове, не давая провалиться в объятия сна. Вздохнув, Банкотсу поднялся, скатал футон и, решив до поры не будить братьев, спустился в большую залу. Есть ему по раннему часу тоже не хотелось.
Оружие, как и говорила старая хозяйка, оказалось в небольшой пристройке слева от входа. Отполированное и вычищенное до блеска - хоть как в зеркало смотрись, наточенное до смертельной остроты, Банкотсу подумал, что не так уж безобидны крошки-мононоке, если обучены обращению с подобными вещами. Впрочем, долго размышлять об этом он не стал: его внимание привлекла неприметная, на первый взгляд, дверь, ведущая из пристройки в левое крыло дома. Он бы прошел мимо - уж что-что, а интересоваться чужими жилищами Банкотсу разучился лет пять назад - но голоса, раздавшиеся из-за двери, заставили его подойти ближе. Слов разобрать не получалось, но в соседней комнате определенно говорили люди. Может, здесь есть еще постояльцы, кроме них и этого неприятного типа, которого нынче с утра почему-то не видать. Почему их засунули сюда, когда большая комната и гостевая спальня вообще в другой стороне.
Банкотсу раздвинул деревянные перегородки - они поддались с трудом, как будто уже много лет ничья рука не касалась двери. Голоса мгновенно смолкли, стоило створкам разомкнуться. Чертовщина какая-то... В комнате стояло несколько корзин, доверху наполненных маленькими косточками - сродни тем, которые их вчера просили подержать в руках. Посреди помещения было расстелено шерстяное одеяло, на котором лежало штук десять таких косточек, большинство из них были черными, одна - мерзко-сероватой, и еще две - тусклыми и пожелтевшими. Присев на корточки, Банкотсу протянул руку к серой кости и тут же отдернул.
- О, черт!
Ему показалось, что отвратительная склизкая гадость, в которой была словно испачкана кость, налипла на его пальцы. Глаза определенно обманывали его, ибо рука была совершенно чиста - но неприятное чувство и желание вымыть ладонь никуда не уходили. Ладно, если уж пришел... Уже с куда большей осторожностью Банкотсу потянулся к одной из угольно-черных косточек, но тут же пожалел об этом - и без того многострадальную руку обожгло огнем, ощущение грязи пропало, зато появилось ощущение ожога. И снова глаза говорили неправду: ладонь была цела и здорова. Ну, с болью можно справиться, хорошо, что эта мерзость сошла.
- Что ты здесь делаешь, пожри тебя Они? - Высокий возмущенный голос оторвал его от созерцания рассыпанных на одеяле костей. На пороге стояла Айяно, скрестив руки на груди и в раздражении глядя на гостя.
- Не беспокойся, колдунья, я ничего здесь не повредил и ничего не забрал с собой. - Банкотсу показал ей пустые ладони. - Сто лет нужна мне эта гадость...
- Гадость? - Женщина как-то странно на него посмотрела, а затем запрокинула голову и расхохоталась - громко, жутко и совсем по-ведьмински. На какой-то миг Банкотсу показалось, что перед ним демон, ибо не может человек смеяться так яростно и зло, но замешательство длилось всего мгновение.
- Что смешного я сказал?
- Гадость, ха! - Айяно ткнула ему в грудь веером. - Глупый мальчик, знаешь, что это такое?
- Откуда мне знать.
- Такое колдовство использует старуха Йоши; если подержать косточку в руках, на ней запечатлевается кусочек твоей души, и потом, если ты погибнешь, твою душу можно будет снова призвать в мир.
Таких, как вы, я бы не только не призвала, но и собственноручно закопала бы поглубже, читалось на ее лице.
- Полезное колдовство, - оценил Банкотсу. - Чья это была кость, вон та, серая, что за человек ее держал?
- Эту мерзость? - скривилась Айяно. - Ваш давешний сосед.
Не обманулся Джакотсу, стало быть.
- А эти, черные? - Он кивнул на рассыпанные кости. Боль в обожженной руке постепенно начала угасать.
Женщина расхохоталась снова, как ведьма, как хищная птица, как отведавший человеческой крови мононоке...
Ранняя осень и год четвертый: В роще дубовой, в краю лесном Спит пригвожденный к стволу Хаорте, Спит непробудным и крепким сном.
Нету ни зверя, ни птицы рядом, Тишь - и души вокруг ни одной, Золото глаз, убивавших взглядом, Нынче затянуто пеленой.
Черви под дубом земли не роют, Звери бегут к своему жилью, Можно почувствовать токи крови, Если потрогаешь чешую.
Восемь колец вкруг ствола обвились, Дротик пронзил на излете пасть. Кто же он был, достославный витязь, Что от чудовища села спас?
Крепко заклятье и слово твердо - Ввек не покинуть тебе лесов... Ждет пригвожденный к стволу Хаорте, Кто оборвет его долгий сон. ______________________________ Я зову тебя спать у моих колен...Я зову тебя спать у моих колен - так по обычаю говорили женщины их села, когда наступала им пора выбирать спутника жизни. Считалось - хотя никто за все время так и не смог этого подтвердить - что эти слова обладают редкой исцеляющей силой. Ходили слухи, что, когда старая Рати увидела своего будущего мужа, он был так измучен и истощен заточением в подземельях какого-то заморского князя, что не протянул бы и двух дней, если бы не ее заклятие. Впрочем, старая Рати была во многом необычной женщиной, у остальных же все случалось по-житейски заурядно, как и должно случаться в небольшом селе на окраине царства. За последние сто лет только и было занятного в этих местах, что свадьба Рати да битва неведомого витязя с ладе Хаорте. Но витязя никто никогда не видел, а прибитого копьем к дереву чудовищного змея привыкли обходить стороной, как бурелом или болото - и вот уже четыре лета в этих глухих краях ничего не происходило.
... Этот человек был влюблен в нее - первая красавица на селе, Эльша с первого взгляда могла отличить того, кого покорили ее чары. Он был чужеземцем, это Эльша тоже видела ясно: покрой его плаща, странная прическа - мужчины ее краев никогда не заплетали кос - и недоумение, которое вызвали ее слова, выдавали в нем уроженца мест далеких и неведомых.
- Что?.. - Мужчина удивленно моргнул, словно не мог поверить услышанному.
- Я зову тебя спать у моих колен, - рассмеялась Эльша, потешаясь над его изумлением. - Так говорят женщины моей деревни, когда хотят видеть кого-то своим мужем.
В черных глазах ее собеседника мелькнула радость, и красавица едва не расхохоталась снова: вот они, мужчины, сильные и бесстрашные, гордые и заносчивые - до той поры, пока не увидят милое личико. А уж тогда готовы растаять и, словно собаки, распластаться у ног за одну лишь мимолетную улыбку.
- Ты станешь моей женой? - Человек, имени которого она так и не удосужилась узнать, схватил Эльшу за руки, заглядывая ей в лицо с беспокойством и надеждой, словно все еще не мог поверить, что ему досталось такое счастье.
- Стану. - Она мотнула головой, черные косы хлестнули по плечам. - Если ты убьешь ладе Хаорте.
- Кого?
- Чудовище, что спит в нашем лесу уже четыре лета. Говорят, его усыпил могущественный воин-чародей, но сам погиб в той битве... не помню, как его звали. Пробей сердце ладе Хаорте или его голову - и получишь меня.
На какой-то миг странное выражение появилось на лице чужеземца, словно бы он впервые поставил под сомнение ее слова.
- Я покажу его тебе, - не давая передумать, заявила Эльша. - Это недалеко отсюда, но чужаки обычно не знаю дороги. Идем! - Она схватила его за руку чуть выше локтя и повлекла за собой, к краю села, к подступающему вплотную к деревне лесу.
Он не проронил ни слова, пока они шли к заповедному месту, и Эльша подумала, что чужестранец потерял дар речи от счастья находиться рядом с ней. Впрочем, дурочкой она никогда не была, и нет-нет, да и закрадывалось в сердце подозрение, что не все чисто с этим человеком. Может быть, он просто боится?
- Тебе страшно? - спросила она напрямую, не оборачиваясь к нему.
- Нет.
Вот и все, чего от него удалось добиться. Эльше стало обидно, что жених, пускай даже такой незадачливый, внезапно стал холоден и молчалив. Как же, не боится наш храбрец!
- Вот он. Дальше я не ступлю, наши говорят, что эта земля проклята. - Красавица вытянула руку, указывая на огромный старый дуб посреди небольшой поляны, но вполне могла обойтись и без этого: не заметить василиска смог бы только слепой. Страшным напоминанием о произошедшей здесь битве было застывшее в вечной агонии чудовище, пригвожденное тяжелым дротиком к огромному дубу. Из раскрытой пасти саблями выступали два изогнутых клыка - каждый длиной с человеческую руку; стекавший с них яд выжег в земле глубокие дыры, над которыми курился сероватый дымок. Восемь черно-фиолетовых колец обвивали дуб, и старое дерево кренилось, не выдерживая их тяжести. Золотые, с застывшими зрачками глаза были подернуты пленкой.
- Это ладе Хаорте? - Голос ее спутника стал тише, в нем послышалось с трудом подавляемое волнение.
- Да. Видишь дрот у него в пасти? Говорят, он зачарован: когда неведомый витязь пронзил им Хаорте, змей тотчас же погрузился в глубокий сон.
- Откуда ты знаешь, что он не мертв? Если копье пробило мозг, тварь должна была скончаться.
- Ха! - Эльша дернула плечами. - Наши говорят, что, если потрогать его чешую, можно почувствовать, как кровь течет по жилам. Да и почему ты ищешь отговорок, ты что, боишься?
Чужеземец не ответил, взгляд его был прикован к застывшему чудовищу.
- То есть мне нужно всего лишь пробить ему сердце? Не нужно даже сражаться с ним?
- Не нужно. Да и вряд ли бы ты продержался против него дольше нескольких ударов сердца, - безжалостно отрубила Эльша, недовольная внезапной переменой в поведении жениха. С тех пор, как они вошли в лес, он словно бы изменился неуловимо. Она хотела и не могла понять, что же в нем так настораживает ее, и от этого злилась еще больше.
Чужестранец смотрел задумчиво и как-то печально. Смотрел на вековой дуб, на пригвожденное к дереву чудовище, на выгоревшую траву, на безоблачно-синее небо, только не на нее, Эльшу.
- Зачем это тебе?
Мужчина, мечтающий одолеть зверя в попытке заполучить руку красавицы, не должен задавать таких вопросов. Все происходящее начинало казаться ужасно неправильным.
- Мне? - Невеликая ростом Эльша умудрилась посмотреть на дурака сверху вниз. - Я думаю о деревне. О родителях. О бабушке и дедушке, о старой Рати, о пьяном Кайо, о сестренках своих думаю! Если эта тварь проснется - а всякий, кто спит, рано или поздно проснется - как ты полагаешь, куда она направится в первую очередь!
- Пить.
Эльша не нашлась что сказать.
- Убей его, - наконец, выдавила она, - и я выйду за тебя замуж.
... Не выйду, - думала она к полудню, - перехотела. Трус. Иной бы и ради одной меня взял меч, или копье, или чем мужчины дерутся, и прикончил бы змея, а этому и про деревню рассказала, и про сестренок - а все равно кочевряжился, аж мерзко. Не выйду.
- Черный человек ушел в лес! - Маленькая Марида бросилась к ее коленям и присела на пол, заглядывая сестре в лицо. - Взял копье, лук и ушел. Он отправился на охоту?
- Вроде того.
Все равно не выйду. Трус.
- Почему у тебя такое злое лицо, сестрица?
Дьявольская мысль пришла Эльше в голову, и, придав своему прекрасному лицу выражение бессильной ярости пополам с безысходной болью, она взглянула на Мариду печально и тяжело.
- Мне трудно говорить, маленькая. Этот человек сделал большое зло, от которого, верно, и пытается скрыться в лесах.
- Что случилось? - Девочка вцепилась в ее колени, огромные болотного цвета глаза враз стали беспокойными.
- Это произошло утром, на рассвете. Я пошла на реку искупаться, я не видела его на берегу, наверное, он подошел после... я скрылась в зарослях камыша, надеялась, что он уйдет, но он не уходил и бродил по берегу взад-вперед, будто выжидая. Мне сделалось холодно, я вышла, хотела быстро взять свою одежду и уйти прочь. - Эльша всхлипнула. - Но я успела надеть только юбку, как он прыгнул на меня, и повалил в воду, и одной рукой зажал мне рот, а другой...
- О бедная сестрица, только не говори, что он тебя...
- Нет! - выкрикнула Эльша, быстро поняв, что, попорченной заезжим чужаком, ей будет трудно выйти замуж. - Он пытался, но я вывернулась и убежала. Я никому об этом не рассказывала, боялась, что говорить начнут, пальцем показывать...
- Зачем же ты молчала, сестрица! - подхватилась Марида. - Он сейчас уже, должно быть, далеко, может быть, можно еще догнать, я скажу матушке, я...
- Не спеши, маленькая. Он придет сюда еще, здесь его меч остался. А как выйдет из леса - тут и можно будет его взять.
Весть о том, что заезжий гость охоч до чужих девиц, разлетелась по деревне почти мгновенно. Женщины брезгливо плевались и качали головами, вспоминая, отпускали ли своих дочерей гулять в одиночестве, мужчины хмурились и угрожающе взвешивали в руках топоры. Когда день начал клониться к закату, стало ясно, что, коли незадачливый поклонник девичьих прелестей вернется, его если не убьют - так прогонят с позором. По крайней мере, свататься к ней, Эльше, этому странному человеку больше не позволят. И то добро.
Однако где же он пропадает? Заплутал, что ли? Дурак, как есть дурак...
Когда на село опустилась тьма, мужчины все еще ждали с топорами у кромки леса, но вскоре плюнули - "Утек!" - да разошлись по домам. В десятый раз выслушав утешения родных, Эльша легла спать, и снилось ей в ту ночь, что странный черный человек вяжет ей руки под водой и приговаривает: "Теперь послушная будешь, покладистая будешь". А потом его тяжелая ладонь ложится ей на затылок и пригибает все ниже и ниже к холодной глади реки, опускает в ледяную воду, а вторая ладонь мнет намокшую юбку и скользит по бедру, пока она, Эльша, задыхается, пытаясь вырваться из железной хватки...
В окошко вовсю светило солнце, видимо, день был в самом разгаре. Отирая дрожащей рукой пот, Эльша переводила дух. Сон, всего лишь ночной кошмар. Однако как же она напугалась...
- Ну, и горазда же ты спать, - раздался с порога веселый голос матушки. - Все семейство на ногах, одна ты словно княгиня. Уж решила не будить, чай, натерпелась вчера...
- А черный человек из леса, - хрипло спросила Эльша, - он приходил?
- Нет, сбежал, наверное. Нужно было тебе сразу нам обо всем рассказать. - Матушка покачала головой и удалилась, оставив непутевую дочь наедине со снедавшими ее досадой и тревогой.
... Идти в рощу ладе Хаорте одной ей совершенно не хотелось, поэтому Эльша подцепила на улице Анко - лопоухого, слегка простоватого паренька, уже много лет безответно влюбленного в нее. Услышав, куда она собирается пойти, Анко не особенно обрадовался, но отказать возлюбленной не смог, и где-то к полудню они уже пробирались между деревьев, ища проклятую поляну.
Они едва не прошли мимо нее - если бы не старый дуб, почти уничтоженный своей страшной ношей, Эльша и не заметила бы заповедного места. Изуродованное дерево выглядело словно старик, ранее крепкий, но сломленный прежде времени ужасной болезнью, искалечившей его тело и душу и пригнувшей к земле некогда гордо развернутые плечи. Трава под дубом была выжжена, и казалось, голая земля вряд ли когда родит даже мелкий стебелек. Возле дуба валялся зачарованный дрот неведомого витязя, его конец был покрыт засохшей темной кровью. Негромко шумели деревья по четырем сторонам поляны, и мирная тишина жаркой полуденной поры окутывала лес.
*** Четыре лета пробыл ладе Хаорте в своей зеленой тюрьме и оставил после себя множество поверий и слухов один другого невероятнее. Память со временем превратилась в легенду, легенда - в сказку, а от сказки осталось только название места в самом сердце леса - роща ладе Хаорте - да еще дети, дедушки и бабушки которых застали заточенное в лесу чудище нет-нет, да и вспоминали слова старой песенки:
Черви под дубом земли не роют, Звери бегут к своему жилью...
Сегодня был очень добрый сон, просто отдохновение для души.
От Гомеля до Москвы вместо четырнадцати часов на поезде вел двухчасовой пеший переход вдоль железнодорожных путей. Мы с мамой вышли рано утром, намереваясь добраться в Москву к полудню. Было солнечно, но не жарко из-за холодного ветра, поэтому прогулка получалась больше бодрящей, чем утомительной. Иногда мимо нас проезжали поезда РЖД или БЧ, а где-то в середине пути я увидела старого человека, который беспомощно озирался кругом, явно не понимая, куда попал. В обычной жизни я редко помогаю таким людям, но здесь подошла, спросила, куда ему нужно, указала, в какой стороне белорусская граница, и даже подержала его за руку, когда мимо проезжали поезда и он закрыл глаза, чтобы не потерять ориентацию в пространстве. А затем с полным сознанием выполненного долга отправилась догонять маму.
На входе-въезде в Москву мы ступили не на вокзал, а на мощеную асфальтом, уходящую вверх дорогу, по сторонам которой густо росли деревья. Мама нарадоваться не могла такому удобному, быстрому, а главное - бесплатному способу перемещения, в ней взыграл предпринимательский дух, и за небольшое время она умудрилась открыть маленький уютный ресторанчик в Москве. По вечерам, если у нас было время дойти до города, мы с Пушистиком вытаскивали в этот ресторанчик своих московских знакомых, особенно часто - Флэш. А надо сказать еще, что и снаружи, и внутри помещение ресторана было очень светлым - белым, бежевым, кремовым, светло-коричневым, в таких хорошо отмечать свадьбы и сидеть в солнечный день.
В этот чудесный сюжет странным образом вклинилась еще одна сцена, которая иному покажется ужасной, но для меня была не меньшим бальзамом на душу, чем основные события. Я не буду особенно распространяться, что произошло, скажу только: я из тех людей, которые зачастую не в силах протянуть руку даже если прямо под ней - звезда удачи. Иногда мне нужно, чтобы мою руку протянули насильно.