Вчера обсуждали с подругой привычку стыдить людей за кинки и видеть едва не в каждом примирении с врагом стокгольмский синдром и романтизацию насилия. По ходу дела я сформулировала основные претензии, которые можно предъявить к Илевисе с точки зрения прав человека, уважения к женщине и вот этого всего. А чуть позже (уже не в разговоре, а сама для себя) оправдала Илевису по каждому из пунктов и объяснила, почему его брак был счастливым и, как модно сейчас говорить, здоровым.

нудный разборПредъява первая: Илевиса просит островного бога о свадьбе с его дочерьми, не видя их и не интересуясь их мнением.
Ответ за базар: по обычаю народов материка дети принадлежат их родителям. Власть родителей безгранична, и противостоять ей может только собственное могущество детей (чем дитя взрослее и сильнее, тем труднее им распоряжаться). Естественно Илевиса пошел не к дочерям островного бога, а непосредственно к тому, кто имел право последнего слова. С моей точки зрения, в этом больше уважения и к себе самому, и к невестам, чем если бы он сначала обратился к любой из богинь.

Предъява вторая: три из четырех невест Илевисы пытаются его убить, следовательно, не особенно хотят быть за ним замужем. А он все равно женился на них.
Ответ за базар: никто из богинь не пытался погубить Илевису из-за нелюбви конкретно к нему. Дасф была разгневана, увидев в его руках драгоценность, которую дарила Мариушу, и злилась больше не на Илевису (вряд ли она думала, что тот забрал камень силой), а на возлюбленного, который так непочтительно обошелся с ее подарком и ее любовью. Но Мариуша рядом не было, и власти она над ним более не имела, посему злость ее переключилась на ближайшего из виновных — Илевису. Она дала ему испытание невыполнимое, и, если бы Илевиса не схитрил, не вышел бы живым из лабиринта. Разумеется, она понимала, что Илевиса ее обманул, но формально он преуспел, и потому богиня ничего не могла возразить. Почему же Дасф, как и ее сестры впоследствии, так переменилась в обращении к Илевисе, когда он прошел испытание? Сдается мне, выживание Илевисы было столь невероятно, что отрезвило ее: она смирилась и успокоилась, и впоследствии они стали добрыми друзьями.

Что до Форатул, она не стремилась ни убивать, ни щадить чужака и уж всяко не питала к нему ненависти. Зная об успехе, который сопутствовал ему в лабиринте, она задумала поместить его в самое глубокое из подземелий острова, в каменный мешок, дабы посмотреть, как он оттуда выберется. А не выберется — туда ему и дорога, островные богини не отличались сострадательностью.

И, наконец, Миорг вовсе не имела ничего против Илевисы и билась с ним как билась бы со всяким чужаком, ступившим в ее воды, потому как была свирепа и кровожадна.

Предъява третья: Илевиса почти прямым текстом признается, что личности невест его не интересуют, а интересует исключительно то могущество, которое они могут даровать ему.
Ответ за базар: если рассматривать брак как союз любящих сердец, Илевиса совершенно неправ и лучше бы ему покинуть остров. Но если допустить, что любой брак хорош, если одобрен всеми сторонами, а причины его могут быть куда более прозаическими, чем великая любовь, Илевиса ведет себя как котик. Он говорит о своем намерении честно и не обещает ни великой любви, ни даже дружбы. Мы можем стать друзьями, говорит он третьей невесте, но даже если нет, я буду почитать тебя и никогда не обижу. Стоит ли говорить, что через некоторое время они действительно стали друзьями? Женившись и заполучив власть, о которой мечтал, Илевиса успокоился, алчность больше не терзала его и он смог обратить внимание на тех, кто был рядом.

Предъява четвертая: женясь на каждой следующей богине, Илевиса не спрашивает разрешения предыдущих.
Ответ за базар: тут можно сказать, что даже в исламе мужчина должен спрашивать разрешения жены прежде, чем жениться снова, и что Илевиса вовсе не думал о чувствах своих жен. Но не думал не потому, что не уважал их, скорее, ему в голову не могло прийти, что островным богиням есть дело до того, на ком он женится снова. Это был его личный вызов самому себе, его дорога к славе и величию, он и представить не мог, чтобы стал советоваться по этому вопросу с кем-либо. Стоит, впрочем, сказать, что, если бы Дасф или Форатул заявили, что не хотят делить его с кем-то еще, вероятно, он внял бы их словам и искал себе другой дороги. Но сестры, видно, были дружны между собой и не восприняли женитьбу Илевисы на всех четырех как личное оскорбление.