дикий котанчик
Ну, что ж, сегодня я взяла себя в руки и доела кактус, сиречь дочитала арку Шичининтай в манге, чтобы ругать ее не голословно. Но начать хочу издалека, вспомнив свой пост многолетней давности.
Как-то девятого мая шла я по улице, и откуда-то играла песня "Три танкиста". Ну, знаете, где "на траву легла роса густая, полегли туманы широки". Всю жизнь я думала (и так мы заучивали в школе), что дальше поется "в эту ночь решили самураи перейти границу у реки". Однако в песне, которая до меня донеслась, никаких самураев не было, была "вражья стая". И вот эта замена слов напомнила мне об одной черте советской идеологической практики, начавшей проявляться примерно с тридцатых годов. Если раньше партийная оппозиция и все, кто не был согласен с генеральной линией, изображались в массовой культуре карикатурно, но узнаваемо, то с порубежья 1920-1930-х гг. образ врага потерял человеческие черты. Враг превратился в безликую "стаю", можно было видеть, как на плакате советский политический деятель (как бы не Ежов, но боюсь соврать) сжимает в руке клубок змей, которые олицетворяют "врагов народа". Преподаватель рассказал нам тогда, что подобный прием использовался сознательно: куда проще ненавидеть врага и куда легче расправиться с ним, когда не видишь в нем человека, когда он представлен в виде клубка змей, черной тучи, безликого зла, неодушевленного препятствия.
... и госпожа Такахаси отиспользовала этот прием до совсем уж невменяемого состояния. Я слышала мнение, что манга в силу своей неотцензуренности обычно куда жестче и многогранней аниме. Что до "Инуяши", то манга и вправду жестче. К уже описанным в позапрошлом посте вещам добавились расчлененка и сиськи. Но многогранней — нет! Арка Шичининтай во много раз беднее своего анимационного воплощения, в основном, потому, что сами Шичининтай явились как раз тем обезличенным препятствием, которое героям надлежало устранить, желательно без сильных душевных терзаний. Все, что делало их людьми, в манге отсутствует. Отсутствуют счастье и горе, скорбь и сострадание, самопожертвование и широта души, страхи и колебания, жизненная философия. Отсутствуют воспоминания о прежней жизни — зачем? Ведь у врага нет прошлого, и человеческого сердца у него нет, и лица, и имени, и не любит он никого. Он здесь лишь чтобы тебе мешать, так убери его поскорей и иди дальше. Иначе мало ли, вдруг ты увидишь в нем человека и заколеблешься, неловко выйдет, все-таки герой.
Работа аниматоров по возвращению врагам (не только Шичининтай) человеческого обличья выглядит почти подвигом. С пониманием, что у твоего врага есть лицо и имя, ценности и цели, что его кто-то любит и он любит кого-то, ты обнаруживаешь внезапно, что его не так-то легко убить. Потому и понятны фактически отсутствующие в манге колебания Инуяши: он видит перед собой людей, и ему трудно просто смести их с дороги. Но дело не только в том, что видит Инуяша — ведь половины сцен с участием Шичининтай он наблюдать не мог — дело в том, что видит зритель. А зритель видит, что враг — нежданно! — тоже человек, а не безликое зло, как его учили, и к каким выводам это его приведет — бог весть. Но, возможно, заставит задуматься.
Как-то девятого мая шла я по улице, и откуда-то играла песня "Три танкиста". Ну, знаете, где "на траву легла роса густая, полегли туманы широки". Всю жизнь я думала (и так мы заучивали в школе), что дальше поется "в эту ночь решили самураи перейти границу у реки". Однако в песне, которая до меня донеслась, никаких самураев не было, была "вражья стая". И вот эта замена слов напомнила мне об одной черте советской идеологической практики, начавшей проявляться примерно с тридцатых годов. Если раньше партийная оппозиция и все, кто не был согласен с генеральной линией, изображались в массовой культуре карикатурно, но узнаваемо, то с порубежья 1920-1930-х гг. образ врага потерял человеческие черты. Враг превратился в безликую "стаю", можно было видеть, как на плакате советский политический деятель (как бы не Ежов, но боюсь соврать) сжимает в руке клубок змей, которые олицетворяют "врагов народа". Преподаватель рассказал нам тогда, что подобный прием использовался сознательно: куда проще ненавидеть врага и куда легче расправиться с ним, когда не видишь в нем человека, когда он представлен в виде клубка змей, черной тучи, безликого зла, неодушевленного препятствия.
... и госпожа Такахаси отиспользовала этот прием до совсем уж невменяемого состояния. Я слышала мнение, что манга в силу своей неотцензуренности обычно куда жестче и многогранней аниме. Что до "Инуяши", то манга и вправду жестче. К уже описанным в позапрошлом посте вещам добавились расчлененка и сиськи. Но многогранней — нет! Арка Шичининтай во много раз беднее своего анимационного воплощения, в основном, потому, что сами Шичининтай явились как раз тем обезличенным препятствием, которое героям надлежало устранить, желательно без сильных душевных терзаний. Все, что делало их людьми, в манге отсутствует. Отсутствуют счастье и горе, скорбь и сострадание, самопожертвование и широта души, страхи и колебания, жизненная философия. Отсутствуют воспоминания о прежней жизни — зачем? Ведь у врага нет прошлого, и человеческого сердца у него нет, и лица, и имени, и не любит он никого. Он здесь лишь чтобы тебе мешать, так убери его поскорей и иди дальше. Иначе мало ли, вдруг ты увидишь в нем человека и заколеблешься, неловко выйдет, все-таки герой.
Работа аниматоров по возвращению врагам (не только Шичининтай) человеческого обличья выглядит почти подвигом. С пониманием, что у твоего врага есть лицо и имя, ценности и цели, что его кто-то любит и он любит кого-то, ты обнаруживаешь внезапно, что его не так-то легко убить. Потому и понятны фактически отсутствующие в манге колебания Инуяши: он видит перед собой людей, и ему трудно просто смести их с дороги. Но дело не только в том, что видит Инуяша — ведь половины сцен с участием Шичининтай он наблюдать не мог — дело в том, что видит зритель. А зритель видит, что враг — нежданно! — тоже человек, а не безликое зло, как его учили, и к каким выводам это его приведет — бог весть. Но, возможно, заставит задуматься.
С пониманием, что у твоего врага есть лицо и имя, ценности и цели, что его кто-то любит и он любит кого-то, ты обнаруживаешь внезапно, что его не так-то легко убить — ППКС.
либо вот.
Либо шо?